— Хватит причитать! — свирепо оборвал меня Прошка, бросив быстрый взгляд на пригорюнившегося Генриха. — До пятницы еще двое суток.
Серж, который уже стоял в дверях, обернулся и сказал:
— Так-то оно так, но за предыдущие сутки мы особо не продвинулись. Не за что зацепиться.
— Зацепимся, — холодно ответил Марк.
Мы попрощались с гостями и вернулись в дом. Генрих и я взялись убирать со стола, Марк налил в таз теплой воды и мыл посуду, Леша вытирал вымытое и расставлял по полкам, а Прошка развалился на диване.
— Ну? И кто же из них? — лениво поинтересовался он, когда ему надоело созерцать потолок.
Напрасно бедняга обратил на себя внимание Марка, до той минуты не замечавшего его праздности. Бездельника, невзирая на яростное сопротивление, в два счета вовлекли в трудовой процесс. Но вопрос остался висеть в воздухе.
— Может быть, Мефодий все-таки сам?.. — через пять минут заговорил Генрих.
— Мы уже обсудили и отвергли эту возможность, — напомнил Марк.
— Да и Лёнич подтвердил, что Мефодий не помышлял о самоубийстве, — поддакнул Леша.
— Ставлю на Глыбу, — заявила я. — Его агрессивность и попытки навязать остальным мысль о нашей виновности довольно подозрительны. А ведь мы его не трогали, пока он не напустился на Генриха.
— Вы с Глыбой друг друга стоите, — изрек Прошка. — Сначала он навешал всех собак на тебя, потому что когда-то получил по носу, теперь ты в отместку возводишь напраслину на него…
— Почему напраслину? — не согласился Леша. — Мне его поведение тоже не нравится. Глыба с самого начала пытался всех завести. Однако пока мы обсуждали версию самоубийства и кандидатуру Великовича, вел себя тихо. И только когда переключились на другие возможности, устроил скандал и ушел. Не исключено, что он избрал такую линию поведения намеренно, чтобы мы не смогли задать ему неудобные вопросы.
— Вряд ли, — сказал Марк. — Глыба ненавидит Варьку и при каждом удобном и неудобном случае норовит ее облаять. Так что его поведение вполне естественно. И потом, какой у него мотив? Развод восьмилетней давности? Да он уже больше года женат на другой.
— А его попытка обвинить всех нас вполне понятна, — забил последний гвоздь в гроб моей версии Генрих. — Мы и в самом деле вели себя по меньшей мере странно. Врача к покойному не вызвали, тайком увезли тело, попросили никому не рассказывать о приходе Мефодия… Не говоря уж о том, что сама вечеринка — моя идея. Эх, втянул я вас в историю…
— Прекрати, — поморщился Марк. — При чем здесь ты? В историю нас втянул убийца. Я считаю, что больше всех на эту роль подходит Архангельский. Во-первых, он общается с половиной бывшего курса, и у него был посплетничать о новых переменах в жизни его бывшего партнера. Во-вторых, их конфликт совсем свеженький. Когда Мефодий позвонил своему благодетелю и набросился на него с обвинениями? Месяц назад? А до этого Архангельский все еще надеялся на дивиденды от своей благотворительности. Обманутые надежды плюс законная злость — чем не мотив?
— Ну-у ты загнул! — протянул Прошка. — Серж состоятельный, жизнерадостный мужик с устойчивой психикой. По-твоему, он стал бы рисковать приятной и благополучной жизнью ради сведения мелких счетов?
— Да, Марк, вынуждена тебя разочаровать, — подключилась я. — Могу присягнуть, что Серж практически не имел возможности выступить в роли отравителя. Он почти весь вечер прослужил мне подушкой. Смертельная доза атропина — двести граммов. Чтобы жертва не заметила странного вкуса портвейна, убийца должен был вылить отраву в стакан не меньше чем в пять приемов. Я, конечно, раза два расставалась со своим кавалером, но очень ненадолго. И сдается мне, Мефодий к тому времени уже лежал в углу гостиной на матрасе. А все остальное время моя голова покоилась на животе Архангельского.
Марк посмотрел на меня, не скрывая отвращения.
— Я заметил, — сказал он ледяным тоном. — Не считая тех минут, когда вы отплясывали свой идиотский канкан и уединялись на кухне. Чем вы там, интересно, занимались?
— Целовались, — безмятежно ответила я.
— Что?! — Марка передернуло.
— Не надо смотреть на меня такими страшными глазами. Я свободная совершеннолетняя женщина и имею полное право вести себя, как мне заблагорассудится. Take it easy, Марк. Мы не собираемся идти под венец или вступать в греховную связь. Просто немного расслабились.
— Я скорее понял бы, если б ты расслабилась, приняв рвотное, оно тебе было в самый раз, — выплюнул Марк. — Нашла развлечение!
— Да, нашла! А где еще я возьму мужика, который, пофлиртовав с девушкой, не полезет к ней в постель и не станет взваливать ей на голову свои проблемы?
Надвигавшуюся бурю рассеяли Генрих и Леша. За годы нашей дружбы они приобрели такой огромный опыт в пресечении всевозможных конфликтов, что практикующие психотерапевты позеленели бы от зависти.
— Давайте обсудим этот вопрос как-нибудь в другой раз, — кротко предложил Генрих.
Леша моментально внял ему и сменил тему разговора:
— Да! Как же мы раньше не задумались: у кого была физическая возможность подлить Мефодию яд? Кто около него вертелся?
— Никто, — ответил Прошка. — Все шарахались от него, как от чумного, по крайней мере, вначале. А портвейн первые два или три раза наливал ему я. Но только портвейн. Без атропина.
— Ты говоришь про первый час посиделок, — сказал Марк. — А потом все хорошенько набрались и окружающее воспринимали с трудом. Учитывая темноту и общий сумбур, убийца мог чувствовать себя вполне комфортно.
— Может, попробуем вспомнить, кто был на виду, а кто держался в тени? — предложил Леша.