Если бы восторженной школьнице, обклеившей все стены фотографиями любимого актера, довелось встретиться наяву со своим кумиром, она ни за что не сумела бы вложить в эту простую фразу столько искреннего чувства. Даже Серж Архангельский — мастер на подобные штучки — и тот наверняка позеленел бы от зависти. Поскольку мне было точно известно, что никаких оснований радоваться нашему знакомству у Селезнева нет, я сделала единственно возможный вывод, вернее, даже два: во-первых, капитан, просто-таки созданный для театральных подмостков, бездарно губит на Петровке свое могучее дарование; во-вторых, он — чертовски опасный противник.
— Я уже наслышан о ваших строгих порядках, — Селезнев покосился на Софочку и незаметно мне подмигнул, — и знаю, что чести попасть к вам в дом удостаиваются лишь избранные, но, может быть, вы согласитесь дать мне аудиенцию на нейтральной территории? Или мне следует сначала заручиться рекомендациями людей, которым вы доверяете?
У меня даже челюсть свело, так я стиснула зубы, чтобы не ответить на его улыбку. «Держись, Варвара! — мысленно приказала я себе. — А не то от этакой теплоты у тебя сейчас мозги начнут плавиться и потекут носом. Ишь, как опутывает, змей! А о своем милицейском чине небось не упомянул. Или это он за Софочку беспокоится? Вон ее и без того всю трясет от любопытства».
Мысль о Софочке заставила меня поторопиться с принятием решения.
— Ладно, господин Недостоевский, так и быть, приму вас без рекомендаций. Но учтите: я — мастер международного класса по неспортивной борьбе. В случае чего — не обессудьте.
— Я буду очень осторожен, — пообещал Селезнев с серьезным видом, но зеленые глаза смеялись. Бог мой, до чего заразителен был этот смех!
Я почувствовала, как меня захлестывает паника. Почему Серж не предупредил меня о страшном обаянии этого человека? Он должен был понимать: запудрить мозги оперативнику с Петровки — задача непростая. Она требует умения быстро соображать и убедительно врать, то есть максимальной собранности. А о какой собранности может идти речь, если один вид противника вызывает эйфорию, точно галлон закиси азота?
Стараясь унять дрожь в руках, я сунула в замочную скважину ключ, повернула его, толкнула дверь и угрюмо пригласила:
— Входите.
Даже вид посеревшей от разочарования Софочки не доставил мне радости — настолько сильно мучили меня дурные предчувствия.
— Мне кажется, вы продрогли, Варвара Андреевна, — заботливо сказал Селезнев, когда я, щелкая зубами, стаскивала с себя куртку. — Может быть, вам стоит принять горячий душ? Я могу и подождать.
Мне ужасно хотелось последовать совету, но он исходил от противника, а народная мудрость учит остерегаться данайцев, дары приносящих. Я гордо покачала головой:
— Обойдусь. Проходите на кухню. В гостиной у меня общая стена с соседкой, а Софочка наверняка уже поджидает нас по ту сторону со стетоскопом. И потом, мне нужно срочно выпить чаю.
Селезнев кивнул и послушно двинулся в указанном направлении. Я забежала в спальню, натянула на себя второй свитер и присоединилась к гостю. Он молча наблюдал, как я наливаю в чайник воду, зажигаю газ, достаю и расставляю посуду, шарю в холодильнике.
Когда все было готово, я разлила по кружкам кипяток, плеснула заварки и забралась с ногами в любимое кресло.
— Итак?
Селезнев покашлял, отхлебнул чаю и поднял на меня глаза.
— Варвара Андреевна, у меня к вам просьба. Вы догадываетесь, кто я и почему вас беспокою? — Я кивнула. — Так вот, мне хотелось бы сначала поговорить с вами неофициально. Не могли бы вы дать мне слово, что этот разговор останется между нами?
От неожиданности я пролила на себя горячий чай и с чувством выругалась. Как прикажете это понимать? Неужели этот олух надеется заманить меня в такую примитивную ловушку? На доверительный чиновничий тон я не клюю еще со славных советских времен. Спасибо, накушались. Придумайте что-нибудь пооригинальнее, гражданин начальник.
Видимо, ко всем прочим своим талантам Селезнев был еще и телепатом. Во всяком случае, он ответил на мою мысленную тираду, даже не взглянув на меня:
— Это не уловка, Варвара Андреевна. Я хочу рассказать вам одну занятную историю и при этом довольно сильно рискую. Поверьте мне.
— Мамочка с раннего детства внушала мне: никогда не верь милиционерам. — (Вот бы удивилась мама, узнай она, какие советы давала своему неразумному дитяти!)
— Ну, я не настоящий милиционер, — улыбнулся Селезнев.
— Вот как? Может, у вас и милицейская фуражка с гербом города Киева имеется? — поинтересовалась я подозрительно.
— Я не совсем правильно выразился. Я и в самом деле работаю в милиции, но попал туда по ошибке, не по призванию. И не только туда, но и на юридический факультет тоже.
— Это как же вас угораздило?
— Знаете, это невероятная история. Я предпочел бы рассказать ее вам как-нибудь в другой раз, когда вы получше меня узнаете.
«Намекаешь, что наше знакомство может и затянуться?» — разозлилась я и довольно резко спросила:
— А почему вы решили, что в другой раз я поверю вам охотнее?
— К тому времени вы уже будете знать, что я именно тот человек, с которым может произойти самая невероятная история.
Последний довод я могла принять. Сама отношусь к числу людей, притягивающих невероятные события. И хотя притягиваю я их, как правило, не одна, а в компании с друзьями, наличие свидетелей и других участников не особенно прибавляет доверия к моим рассказам. Выходит, мы с Селезневым товарищи по несчастью. Это соображение еще больше укрепило мою бессознательную симпатию к капитану, хотя она и без того уже достигла угрожающих размеров. Нужно было срочно возводить барьеры.